Литературный час
«Война, пережитая не однажды»
(Великая Отечественная война в творчестве писателей-фронтовиков)
«Солдат мечтает, чтобы его кровь на поле брани была последней кровью, пролитой на земле. Военный писатель хочет, чтобы его труд был последней книгой, написанной о войне», - писал военный исследователь, историк и теоретик В.И. Скопин. Каждая из больших войн, которые знала история, оставила заметный след в литературе и искусстве. Это в полной мере относится и к Великой Отечественной войне 1941-1945 годов.
В своих произведениях лучшие писатели и поэты обращались к наиболее тяжелым периодам в ходе Великой Отечественной, к критическим моментам в жизни героев. Конечно же, главным героем военной литературы всегда был народ и человек из народа. В первые послевоенные годы писатели отдавали предпочтение «легендарным героям», ярким, сильным, необыкновенным личностям. Это герои Александра Фадеева («Молодая гвардия»), Бориса Полевого («Повесть о настоящем человеке»), Эммануила Казакевича («Звезда») и другие. Герои этих книг находятся в острых необыкновенных ситуациях, когда от человека требуется настоящая отвага, особая выдержка и полководческая прозорливость.
На смену им пришли писатели-фронтовики: Константин Симонов, Михаил Шолохов, Василь Быков, Григорий Бакланов, Юрий Бондарев, Вячеслав Кондратьев, Константин Воробьев, Борис Васильев, Сергей Орлов, Юлия Друнина и многие другие. Они лично убедились, что перед угрозой смерти люди ведут себя по-разному. Одни мужественно, смело, поражая выдержкой и высоким чувством товарищества, другие оказываются трусами, приспособленцами. В трудную минуту резко отделяется добро от зла, чистота от подлости, героизм от предательства. С людей слетают красивые одежки, и они предстают такими, каковы на самом деле.
В одном из своих интервью писатель Василь Быков сказал: «В этой войне мы не только победили фашизм и отстояли будущее человечества. Мы еще осознали свою силу и поняли на что способны… В 1945 году миру стало понятно: в советском народе живет титан, с которым нельзя не считаться и невозможно до конца знать, на что этот народ способен».
Не носить ордена.
Вам все это, живые.
Нам – награда одна,
Что недаром боролись
Мы за Родину-мать.
Пусть не слышен наш голос,
Вы должны его знать.
Вы должны были, братья,
Устоять как стена,
Ибо мертвых проклятье –
Эта кара страшна.
Эти строки Александра Твардовского писатель-фронтовик Константин Дмитриевич Воробьев избрал эпиграфом для своей повести «Убиты под Москвой». Она посвящена подвигу его боевых товарищей – кремлевских курсантов: 239 из них погибли в течение пяти дней в ноябре 1941 года при защите столицы.
Виктор Астафьев писал об этой книге: «Повесть не прочтешь просто так…, потому что от нее, как от самой войны, болит сердце, сжимаются кулаки и хочется единственного: чтобы никогда-никогда не повторилось то, что произошло с кремлевскими курсантами, погибшими после бесславного, судорожного боя в нелепом одиночестве под Москвой».
Трагизм повести заключается не только в гибели целой роты отборных воинов и самоубийстве командира, но и в непомерной силе душевного потрясения, которое испытывает герой, вчерашний кремлевский курсант, а ныне командир взвода Алексей Ястребов, подавленный своей беззащитностью перед обрушившимися на него бомбами, минами и танковой атакой: на его глазах рушатся романтические легенды о войне и пропагандистские мифы о советском военном превосходстве. Характер героя претерпевает эволюцию: освобождаясь от идеологических шор, он испытывает ужас душевного опустошения, но преодолевая его, обретает стойкость и мужество.
Леденящий ужас войны звучит и другой повести писателя – «Крик».
Константин Воробьев одним из первых в повести «Это мы, Господи!...» рассказал о страданиях советских военнопленных в фашистских концлагерях. В то время это было большой смелостью. Но автор, ни при каких обстоятельствах, не шел на компромисс с совестью, писал обнаженную правду, какими бы последствиями это не грозило его личной судьбе. И хотя это принесло ему много лишений, по-другому жить и творить он не мог.
Писатель Василь Быков – целая эпоха в нашей литературе. Но признание он обрел не сразу. С юности он прекрасно рисовал и перед войной поступил на скульптурное отделение Витебского художественного училища. Война застала Быкова на Украине: вначале копал окопы, затем 17-летним добровольцем пошел на фронт. Война, почти уничтожившая поколение, к которому принадлежал Быков, пощадила юного лейтенанта. Все четыре страшных года он прошел взводным, дважды был ранен. Но еще 10 лет после окончания Великой Отечественной Василь Быков служил в армии и только с осени 1955 года начал работать в «Гродненской правде», а через год в республиканской печати стали появляться его первые художественные произведения о войне.
Повести середины 60-х годов ХХ века «Третья ракета» и «Мертвым не больно» буквально перевернули представление о том, как надо писать о войне. Потом были «Сотников», «Альпийская баллада», «Знак беды»… И каждая книга становилась событием. Ибо в произведениях Быкова совершали подвиги и шли на жертвенную смерть не люди-символы, в которых героизм был изначально заложен «лучшей из систем», а люди обычные, в повседневной жизни совсем непримечательные. Те, кого классики русской литературы называли «бедные люди»… Точно так же «священная война» могла поднять со дна их души и низменные чувства, или просто превратить человека в комок страха. Писатель ставит своих героев в ситуации выбора между жизнью и смертью, мужеством и предательством.
Многократно переизданные, переведенные на многие языки и экранизированные повести «Сотников», «Обелиск», «Дожить до рассвета», «Пойти и не вернуться» принесли Василю Владимировичу Быкову мировую славу. Писатель всю жизнь считал, что люди должны знать, какой ценой была завоевана победа над фашизмом, и остался верен этой позиции до конца.
«Когда говоришь о Симонове, война вспоминается прежде всего», - писал Павел Антокольский в статье, посвященной Константину Михайловичу Симонову. И действительно читая стихи, рассказы, романы и пьесы этого писателя невольно вдыхаешь тревожный воздух войны, приобщаешься к ее суровому быту, к миру фронтового братства, глубоким раздумьям о судьбах Родины.
Ни один из крупных писателей второй половины двадцатого века не прошел мимо темы Великой Отечественной войны, но для Константина Симонова она стала главной и почти единственной темой всего его многожанрового и многопроблемного творчества. В ней явственно проявилось его отношение к основным проблемам бытия, патриотизму и интернационализму, прошлому и будущему, мужской дружбе и любви, нравственному долгу и доверию к людям.
Свой творческий путь Симонов начинал как поэт, затем поэзию сменили драматургия и журналистика, а в последний период жизни подлинным своим призванием он считал прозу. Его перу принадлежат лирические стихи и исторические поэмы, очерки и рассказы, повести и романы, пьесы и сценарии.
О читательском отношении к Константину Симонову многое могут сказать цифры: ко дню 70-летия писателя вышло 534 издания его книг на 44 языках общим тиражом 52 338 000 экземпляров. Книги Симонова и даже его имя стали для миллионов читателей частью войны.
Трагедия войны, ее подвиги и жертвы, мысли и чувства фронтовика наполняют военные стихи поэта. Лирика Константина Симонова воплощала мир переживаний, рожденных войной. За строками стихотворений возникает образ молодого человека, шагнувшего из «городского дома» в горнило войны.
В одной из своих статей в марте 1943 года Константин Симонов писал: «Когда я думаю о Родине, я всегда вспоминаю Смоленщину… Должно быть, это потому, что начинать войну мне приходилось именно здесь, на этих дорогах, и самая большая горечь – горечь утраты родной земли – застигла меня именно здесь, в Смоленщине.
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей от дождя их к груди,
Как слезы они вытирали украдкою,
Как в след нам шептали: - Господь вас спаси! –
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.
Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь от глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,
Как будто за каждою русской околицей.
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих…
Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовым,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом.
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала: - Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.
«Мы вас подождем!» - говорили нам пажити,
«Мы вас подождем!» - говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирают товарищи.
По-русски рубаху рванув на груди.
Нас пули с тобою пока еще минуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,
За то, что на ней умирать мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
Как набат прозвучало стихотворение «Убей его» ( второе название «Если дорог тебе твой дом»). Появилось оно 18 июля 1942 года в газете «Красная звезда». За ораторским монологом у Константина Симонова возникают образы фашиста и лирического героя с его страстной ненавистью к врагу, верностью Родине и чувством ответственности за ее судьбу. Пожалуй, это самое беспощадное из всех написанных за войну стихотворений, адресованных каждому из воевавших. Каждому! Оно звучало как поэтическое заклинание и приказ. Его строки стали паролем ненависти, приказом беспощадности по отношению к врагу.
Если ты фашисту с ружьем
Не желаешь навек отдать
Дом, где жил ты, жену и мать,
Все, что родиной мы зовем, -
Знай: никто ее не спасет,
Если ты его не убьешь.
И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед, -
Это брат и сосед твой мстят,
Раз фашиста убил твой брат, -
Это он, а не ты солдат.
Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоем дому чтобы стон,
А в его по мертвым стоял.
Так хотел он, его вина, -
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его.
Столько раз его и убей!
Из обилия стихотворных наблюдений Константин Симонов выбирает те, которые помогают читателю понять меру трудностей и повседневное мужество солдата. Так созданы стихотворения «Атака» и «Пехотинец». Немногословно, но выразительно изображено в «Атаке» состояние воина в решающий момент перед наступлением – в «секунду с четвертью», пока звучит сигнал к атаке и боец вскидывает винтовку, чтобы устремиться вперед.
Как все на ней запоминалось:
Промерзший стебель ковыля,
Едва заметные пригорки,
Разрывов дымные следы,
Щепоть рассыпанной махорки
И льдинки пролитой воды.
Могучий инстинкт самосохранения властно заставляет прижиматься к земле под огнем врага…
Казалось, чтобы оторваться,
Рук мало – надо два крыла.
Казалось, если лечь, остаться –
Земля бы крепостью была.
Какой же накал ненависти к врагу, какой яростный порыв к победе нужен, чтобы преодолеть это «земное притяжение» и в рост пройти…
…те последних тридцать метров
Где жизнь со смертью наравне!
В послевоенные годы Константин Симонов обращается к прозе. Одно за другим выходят в свет его произведения : повесть «Дым Отечества», романы «Товарищи по оружию», «Случай с Полыниным» и самое значительное произведение Симонова – трилогия «Живые и мертвые». В трех романах этого эпического произведения («Живые и мертвые», «Солдатами не рождаются», «Последнее лето») автор стремится соединить два плана – достоверную летопись основных событий войны, увиденных глазами их свидетелей и участников и анализ этих событий с точки зрения общественного мнения 60-х годов, их современного понимания и оценки.
К трилогии по материалу примыкают повести «Из записок Лопатина», «Двадцать дней без войны», ряд публикаций военных дневников с авторскими комментариями.
Широко известно старинное изречение, гласящее, что музы молчат, когда грохочут пушки. Но, как ни странно, это совершенно не относится ко времени Великой Отечественной войны. Поэзия поднялась на бой с лютым врагом вместе с первым солдатам на заставе у Бреста. Вместе с ним встали на защиту Родины многие советские поэты. И среди них – Сергей Орлов.
В подкованных пудовых сапогах.
Махоркой и соленым потом воздух,
Где мы прошли, на все века пропах.
Нас счастье, даже в снах, не посещало,
Удачами не радовала жизнь.
Мы жили от привала до привала,
В сугробах мерзли и песках пеклись.
Что из того, что там потом поставят
Потомки благодарные навек
Нам монументы? – не для звонкой славы
Мы замутили кровью столько рек.
Мы горе, что по праву причиталось
И им, далеким выпили до дна.
Им только счастье светлое осталось
И мир всю жизнь, как нам всю жизнь – война.
Когда началась война, Сергей Орлов вступил в истребительный батальон, из него был призван в армию. Военком, выслушав его рассказ о положении на фронте, предложил на выбор два рода войск – танки и авиацию. Так Сергей Орлов стал танкистом.
Броня от солнца горяча,
И пыль похода на одежде.
Стянуть комбинезон с плеча –
И в тень, в траву, но только прежде
Проверь мотор и люк открой,
Пускай машина остывает:
Мы все перенесем с тобой, -
Мы люди, а она стальная…
Мало кто из поэтов в те годы писал лирические миниатюры. Грозный материал Великой Отечественной не умещался в традиционные альбомные формы. Поэзия тех лет гремела гневными публицистическими ритмами, согревала души бойцов песенным мужеством, вдохновляла на подвиг, веселой удалью Василия Теркина. Однако фронтовая муза Орлова взорвала изнутри, преобразовала камерный жанр. Его стихи передают суровую сердечность солдатской дружбы, той, что прошла бесчисленное множество проверок и испытаний.
Сейчас бы закурить одну
На экипаж на весь цигарку,
По очереди дым тянуть,
Чтоб губы обжигало жарко.
Потом разуться у костра
И просушить свои портянки.
Потом забраться до утра
И дрыхнуть на сиденье в танке.
А утром с кашей из полка
Из дома принесли б открытку…
Для счастья мне всего пока
Довольно этого с избытком.
Стихи Сергея Орлова привлекают своей внешней непритязательностью, мужественной простотой. В них есть и смертельная горечь утрат, и радость стремительных ударов по врагу, и неистребимая усталость, и непреклонная уверенность воина в конечном торжестве своего дела. Даже среди ровесников, немало хлебнувших на фронте, лейтенант Орлов выделяется особой участью: он дважды горел в танке, после чего был вынужден постоянно носить бороду, лицо сильно обгорело, сквозь шрамы ожогов из островков живой кожи пробивалась щетина – сбрить ее можно было лишь выковыривая уголком лезвия.
И забыл ее бы просто,
Я – деревню на бугре,
Если бы не привелось мне
За деревнею гореть.
Рыжим кочетом над башней
Пламя встало на дыбы…
Как я полз по снежной пашне
До окраинной избы,
Опаленным ртом хватая
Снега ржавого куски,
Пистолет не выпуская
Из дымящейся руки.
И осталась не сожженной
Деревенька вдоль бугра
На земле освобожденной
По названию – Гора.
Голос поэтессы Юлии Друниной впервые прозвучал в годы войны. Она вошла в поэзию рядом с Лукониным, Гудзенко, Недогоровым , Межировым – с поэтами фронтового поколения, уверенно, самобытно и ярко, с властной необходимостью рассказать о том, что было с нею и ее однополчанами на Великой войне.
Я родом не из детства – из войны.
И потому, наверное, дороже,
Чем ты, ценю и радость тишины,
И каждый новый день, что мною прожит.
Юлия Друнина вспоминала: «Когда началась война, я ни на минуту не сомневалась, что враг будет молниеносно разгромлен, больше всего боялась, что произойдет это без моего участия, что я не успею попасть на фронт. Страх опоздать погнал меня в военкомат уже 22 июня…». Тогда ей было всего 16 лет! Тот первый ее визит был неудачен. Но девушка была настойчивой, упорной. Она все же попала на фронт и прошла по полям сражений четыре года в должности санинструктора.
Я ушла из детства в грязную теплушку.
В эшелон пехоты, в санитарный взвод.
Дальние разрывы слушал и не слышал
Ко всему привычный сорок первый год.
Из воспоминаний Юлии Друниной:
«Сорок первый год… В конце сентября дивизии оказались в кольце. Меня спасло то, что я не отходила от комбата. С самом безнадежном, казалось бы, положении он повел батальон на прорыв. Двадцать три человека вырвались из окружения и ушли в дремучие Можайские леса. Про судьбу других не знаю. Через три года на госпитальной койке я напишу длинное стихотворение. В нем было 50 строк. А в окончательном варианте я оставила лишь четыре:
Я только раз видала рукопашный.Раз – наяву и тысячу – во сне,
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Военная профессия медсестры наложила отпечаток на многие стихи Юлии Друниной, на их содержание и интонацию. Женщина на войне – сестра милосердия. Милосердие – мучительное сострадание к чужой боли – является, пожалуй, самым важным в стихах поэтессы.
Глаза бойца слезами налиты,
Лежит он, напружиненный и белый,
А я должна присохшие бинты
С него сорвать одним движеньем смелым.
Одним движеньем – так учили нас,
Одним движеньем – только в этом жалость…
Но, встретившись со взглядом страшных глаз,
Я на движенье это не решалась.
На бинт я щедро перекись лила,
Стараясь отмочить его без боли.
А фельдшерица становилась зла
И повторяла: «Горе мне с тобою!
Так с каждым церемониться – беда.
Да и ему лишь прибавляешь муки».
Но раненые метили всегда
Попасть в мои медлительные руки.
Не надо рвать присохшие бинты,
Когда их можно снять почти без боли.
Я это поняла, поймешь и ты…
Как жалко, что науке доброты
Нельзя по книжкам научиться в школе.
В женских образах в поэзии Юлии Друниной удивительное сочетание мужества, стойкости и женственности…
Я не привыкла, чтоб меня жалели,
Я тем гордилась, что среди огня
Мужчины в окровавленных шинелях
На помощь звали девушку – меня…
Но в этот вечер, мирный, зимний, белый.
Припоминать былое не хочу,
И женщиной – растерянной, несмелой –
Я припадаю к твоему плечу.
В военные годы Юлией Друниной написано сравнительно немного стихотворений, да и те носят, по выражению поэтессы, скорее эмоциональный, исповедальный характер. Осмысление пережитого пришло позже. В стихах мирного времени война постоянно напоминает о себе невольным сравнением, оценкой события…
Мы стояли у Москвы-реки,Теплый ветер платьем шелестел.
Почему-то вдруг из-под руки
На меня ты странно посмотрел –
Так порою на чужих глядят.
Посмотрел и улыбнулся мне:
- Ну, какой же из тебя солдат?
Как была ты, право, на войне?
Неужель спала ты на снегу,
Автомат пристроив в головах?
Понимаешь, просто не могу
Я тебя представить в сапогах!..
Я же вечер вспомнила другой:
Минометы били, падал снег.
И сказал мне тихо дорогой,
На тебя похожий человек:
- Вот, лежим и мерзнем на снегу,
Будто и не жили в городах…
Я тебя представить не могу
В туфлях на высоких каблуках.
Воспоминания о войне уже никогда не отпустят поэтессу…
Я хочу забыть вас, полковчане,
Но на это не хватает сил,
Потому что мешковатый парень
Сердцем амбразуру заслонил.
Потому что полковое знамя
Раненая девушка несла –
Скромная толстушка из Рязани,
Из совсем обычного села.
Все забыть,
И только слушать песни,
И бродить часами на ветру,
Где же мой застенчивый ровесник,
Наш немногословный политрук?
Я хочу забыть свою пехоту.
Я забыть пехоту не могу.
Беларусь.
Горящие болота,
Мертвые шинели на снегу.
Прошло семьдесят пять с тех памятных в истории человечества дней, когда смолкли последние выстрелы Великой Отечественной войны. Эта война отделена от нашего времени длительным историческим периодом, насыщенным событиями огромного значения. Многое изменилось с тех пор и в общественной жизни, и в политике, и на карте мира. За эти годы в жизнь вступило несколько новых поколений. Очевидцев Великой Отечественной и ее участников становится все меньше – большая часть современного человечества родилась уже после ее окончания. Уходят из жизни и писатели-фронтовики. Но дни войны, которые они запечатлели на страницах своих произведений, навсегда останутся в российской литературе, потому что в каждом романе, повести, рассказе, стихотворении писатели-фронтовики вновь переживали страшные мгновения той войны.
Комментариев нет:
Отправить комментарий